Смерть в ущелье Ыссык-Су - Владимир Ноллетов

А вот Алиса была, как говорится, не в моем вкусе. Во-первых, блондинка. Во-вторых, глаза не очень выразительные. Холодноватые, бледно-голубые, с маленькими зрачками. А ведь во внешности женщины глаза – главное! Впрочем, были у нее и достоинства: высокая, худая, черты лица правильные, приятные.

Быстро поели и пошли спать. Девушкам хозяйка постелила в доме, шофер залез в кабину, мы улеглись в кузове. Напарники мои сразу заснули. Я долго лежал на спине, глядел на звезды. В горах они как будто ближе. Думал о Кате.

Встали рано. Завтракали вместе с хозяевами. Девушки были оживлены, веселы. Новые впечатления всегда сильно влияют на женщин.

Двинулись в путь. Спустились в Ферганскую долину, в узбекский Наманган. В этом городе у «Лекраспрома» что-то вроде базы. Выгрузили здесь мешки. Себе оставили лишь полсотни. Поехали на северо-запад. Без мешков ехать в кузове не так комфортно. Запомнилось село Касансай. Во-первых, невероятной толщины платаном или, по-местному, чинарой. Во-вторых, женщинами в парандже. Вернулись в Киргизию. Проехали мимо Терек-Сая – поселка геологов, поехали вдоль шумной речки. Судя по солнцу – на запад. Свернули в узкое ущелье, стали подниматься по едва заметной дороге. Водитель сбавил скорость. Переехали пенящийся ручей. Наконец, машина остановилась. Шофер вышел из кабины.

– Могу и дальше проехать, до пруда, но для палаток тут самок место. Лучше не найдете. Смотрите, какое ровное…. Лет пять назад бригада здесь траву резала – так они на этом месте палатку ставили.

– Траву? – переспросила Катя.

– Ну. Чикинду.

– Выгружаемся! – скомандовал Костя.

Стали выгружать вещи. Шофер стоял у кабины, курил и смотрел на нас. Когда работа была закончена, он заглянул в кузов, пожелал счастливого новоселья и тут же поехал назад.

– Это и есть урочище Ыссык-Су! – почти торжественно объявил Костя.

Мы осмотрелись. Над нами было удивительно чистое синее небо в обрамлении горных вершин. Шум реки сюда не доносился, лишь журчал ручей да стрекотали кузнечики. На склонах одиноко стояли, иногда причудливо изогнувшись, арчовые деревья. На дне ущелья росли кусты барбариса, шиповника, несколько диких яблонь. Вдоль ручья ярко зеленела трава.

– Про какой он пруд говорил? – сказал Санек. – Я даже лужи не вижу.

– Найдем! Обследуем урочище от и до. За три-то месяца, – жизнерадостно говорил Костя.– Ух ты! Чикинды-то!.. – вырвалось у него. Костя показал на кусты эфедры, росшие повсюду на северо-восточном – каменистом, с живописными скалами и широкими осыпями – склоне. На юго-западном склоне осыпей почти не было. Его покрывала трава. – Режь – не хочу. Не зря я в конторе настаивал, чтобы на юг отвезли! На севере таких участков нет. И хорошо, что чикинда на восточном склоне. Значит, утром в тенечке будем резать. Классный участок!

– Какая бабочка! – воскликнула Катя, широко открыв глаза. Недалеко порхала огромная белая бабочка с красными и черными пятнами.

– Это аполлон, – сказал я.

Алиса зачерпнула рукой воду из ручья, выпила.

– Вкусная! Холодная только очень.

– А урочище-то, – Косте, видимо, нравилось это слово, – называется в переводе: горячая вода. – Он хохотнул. Настроение у всех было приподнятое.

Стоянка была рядом с ручьем, возле двух яблонь. Для нас поставили палатку большую, в виде шатра. Для девушек – маленькую, двухместную.

– Эту у завхоза еле выпросил, – заметил Костя, кивнув на нее. – Бригаде одна палатка полагается.

– Спасибо! – улыбнулась Катя. Улыбалась она часто – улыбкой чуть кривой, какой-то плотоядной, но обворожительной.

Стали разбирать вещи. Когда Санек вынимал свои пожитки из рюкзака, один длинный сверток развернулся, и на землю упала палка с насаженным металлическим заостренным концом.

– Зачем это? – спросила Катя. Костя бросил на Санька острый взгляд.

Тот на миг смутился, но тут же принял свой обычный самоуверенный вид.

– Оружие. От всякой нечисти: от змей, скорпионов, фаланг.

– Проще камнем, – заметил Антон. Голос у него был высокий, совсем не подходивший к грубым чертам.– Типа самое верное.

Костя разделил между всеми мешки.

– Это для работы. Для затаривания мешки потом привезут, когда мы кончим резать. Я тогда телеграмму в контору пошлю.

Сложили из камней очаг и стол. Столешницей послужил большой плоский камень. Принесли камни поменьше – сидеть. Собрали хворост. Все делали дружно, с шутками. Лишь Антон большей частью молчал. Он вообще держался тихо, скромно. Алиса и Катя приготовили ужин.

Ужинали и поглядывали на горы.

– Бывает, кусты чикинды отдельно растут, лазить надо от куста к кусту. А здесь – сплошными массивами! – радовался Костя. – Первый раз такой участок вижу, без минусов. На одном участке, тоже на юге, чикинда классная была, но там без вьюка никак. Мы у чабанов вьючных животных нанимали. Разных. Лучше всего ишак: везет себе безропотно… На лошадь можно больше мешков нагрузить, но с ней проблемы. Слишком впечатлительна. Идет с вьюком по тропе. Вдруг птица перед ней взлетит или камень причудливой формы увидит – встанет на дыбы, и мешки на землю сваливаются… Больше всего верблюд перевозил…

– Вы и верблюда нанимали? – удивилась Катя.

– Да. Но его сам хозяин водил, он только хозяина слушался. Велит ему лечь – а иначе на верблюда не навьючишь, не дотянешься, – тот долго ложится, поэтапно складывается, так сказать… Ненавидел я этого верблюда. С таким высокомерием он на меня смотрел, с таким презрением! А один раз плюнул, в буквальном смысле слова. – Все засмеялись. – И на себе приходилось таскать. Навьючу на себя три мешка, два связанных между собой, через плечо и один в руках, – и вперед…. А на другом участке мешки пришлось через речку переправлять. Протянули с одного берега на другой проволоку, по проволоке колесико едет, с крюком, на крюке мешок висит… Так что нам идеальный, можно сказать, участок достался. Теперь все от нас зависит. Если сачковать не будем – хорошие бабки гарантированы.

– Это точно. Я весной за два месяца больше бабок получил, чем шофером за полгода зарабатывал, – вставил Санек.

– Я на хату коплю, – продолжал Костя. – Самое главное – своя хата! Сам виноват, что угла не имею. После смерти бати нам дом остался, в Бостырях…

– Это на Иссык-Куле что ли?

– Ну. Село на северном берегу. Курортным местом считается… Нас три брата. Два старших в Бостырях жили, с батей, а я во Фрунзе уехал учиться. Ну и начались разговоры. Мол, они за домом ухаживали, а я на готовое приехал. Плюнул я и отказался от своей доли.

– Хорошо тебя понимаю, – сказал я.

– Старшие всегда давят, короче, – вздохнул вдруг Антон.

– А ты, Антон, вроде тоже из-за хаты поехал? – спросил Костя.

– Типа того. У нас в Токмаке как бы свой дом. Живем впятером: батя с маманей и это… нас три братана, – неожиданно быстро и нервно заговорил тот. Он смотрел в землю перед собой. – Я как бы младший. Дом большой. Но я отдельно хочу. Предки строгие слишком. Типа того что это нельзя, то нельзя. Если что не по ихнему – прибить могут. И братаны типа туда же, тоже воспитывают. Отделиться хочу, короче.

– Чем занимаешься?

– Каменотес. В похоронном бюро типа памятники тешу.

– А у меня квартира есть, – самодовольным тоном произнес Санек. – Тачки только не хватает. Так что я здесь из-за тачки…

– Смотрите, как человек! – Катя указала на красноватую скалу в конце ущелья. Она словно нависала над ним.

– В самом деле! – воскликнул я. – Похоже на профиль злого старика. А та пещера – в виде ромба, в центре скалы, видите? – как прищуренный глаз. – Знал бы я тогда, какие события будут связаны с этой пещерой! – Наше ущелье напоминает мне китайские горные пейзажи. А пейзажи у китайцев замечательные. Глаз невозможно оторвать, – взволнованно продолжал я. Всегда волнуюсь, когда говорю о том, что люблю. И всегда ругаю себя за восторженность. Вернее, не за восторженность – способность восторгаться я в себе ценю, – а за неспособность ее скрывать. – В умении писать пейзажи с китайцами и японцами никто в мире не сравниться. С какой изысканностью они написаны, с каким безупречным вкусом! – Катя смотрела на меня, не отрываясь, глубоким, загадочным взглядом. Я заметил презрительную улыбку Санька и замолк. Мне стало неловко за эту тираду. Никогда не стараюсь показывать свои знания, тем более с целью произвести впечатление. Я даже не понимаю, как можно уважать за знания. Человека можно уважать за многое, но только не за знания.

– Ну а вы, девчонки, как решились поехать? – спросил Санек. – Надеюсь, наш бригадир предупредил, что работа эта каторжная, крестьянская.

– Ну, ты скажешь тоже – каторжная! – с неудовольствием буркнул Костя.

– А я в деревне родилась, крестьянскую работу не боюсь! – засмеялась Катя.